Живые строки земляков

В знаменитом РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства) на Выборгской улице в Москве я просмотрела опись двух архивов наших земляков – Степана Щипачёва, фонд № 2179, и Ксении Некрасовой, фонд № 2288.

Заказала письма Ильи Эренбурга, Алексея Толстого, Александра Твардовского и других знаменитых писателей, связанные с биографией Степана Щипачёва, и не пожалела о потраченном времени.

Передо мной письмо сорокового года. Алексей Толстой – Степану Щипачёву. Письмо написано в то время, когда газета «Правда» опубликовала разгромную статью о Щипачёве и Смелякове с резким названием – «Необоснованные восторги». Дело в том, что в конце 1939 года «Литературная газета» и многие другие московские издания на все лады хвалили книгу Степана Щипачёва «Лирика». Эту книгу он потом писал всю свою жизнь. На партийном собрании, где после публикации в «Правде» обсуждалось личное дело Щипачёва, вопрос стоял категорично: исключить из партии. За нашего земляка тогда смело заступился Всеволод Вишневский.

А потом пришло письмо от Алексея Толстого.

«Дорогой Степан Петрович, спасибо Вам за Вашу книгу. Это – поэзия, изящная, остроумная, добрая, высокая. Своеобразна в Вас особенная лирическая ирония. Это несколько роднит Вас с Гейне. Но там ирония была замешана на политике, у Вас – ирония от большой любви к жизни и её прекрасным проявлениям… Очень прошу Вас – никого не слушайте – ни тех, кто Вас хвалит, ни тех, кто Вас ругает, живите и думайте по-своему. Поэзия – это редкая удача…» Далее Алексей Толстой спрашивает у поэта, пишет ли тот прозу, и настоятельно советует ею заняться, а в конце письма приглашает к себе в Барвиху.

Письмо от Ильи Эренбурга, написанном в 1963 году. Илья Григорьевич благодарит Щипачёва за мужество и душевное благородство, которые поддерживали Эренбурга в печальной памяти 1962 году, когда обструкции был подвергнут этот честный старый писатель.

Юная Новелла Матвеева просит у Щипачёва рекомендацию в Союз писателей и благодарит поэта за внимание, которое он уделил начинающему поэту. А для него это было так естественно! Про Щипачёва говорили, что он чужие стихи любил больше, чем свои. Хорошо об этом напомнил Евгений Евтушенко: «…возрождение русской поэзии началось, когда Щипачёв, возглавлявший вместе с Винокуровым поэтический отдел «Октября», напечатал после долгого перерыва Заболоцкого, Смелякова, Мартынова, утвердил признание Слуцкого, открыл многих молодых поэтов – в их числе Ахмадулину».

Только два дня было у меня для работы в архиве, и второй я посвятила Ксении Некрасовой. Эти два имени – Щипачёв и Некрасова – навеки связаны не только потому, что они с Урала.

Сейчас стихи Ксении Некрасовой издаются и переиздаются, о ней пишут воспоминания, монографии. Недавно в наш музей школьница из села Знаменка Юля Гущина привезла реферат о Ксении Некрасовой. А в те далёкие годы её листочки со стихами, написанные детским почерком синим и красным карандашом (раньше были такие: с одной стороны – красный, с другой – синий), не печатали или печатали крайне редко. Над ней смеялись, ею тяготились: уж очень она не вписывалась в благополучный литературный мир, в роскошные залы Дома писателей. А вельможные секретари, кажется, даже побаивались наивной и настойчивой Ксюши Некрасовой. Она всегда была бесприютной, безденежной, голодной, в стареньком платье, в стоптанной обуви. Её опекали добрые люди, она подолгу жила у них, отогреваясь душой и телом.

«В узких литературных кругах Ксения Некрасова слыла не то блаженной, не то юродивой, не то бродячей нищенкой-философом…(Лев Озеров). В разное время я видел её с Николаем Глазковым, Робертом Фальком, но чаще всего со Степаном Щипачёвым. Он был не только добр к Ксение Некрасовой, он отдавал много сил и времени на устройство этого неприкаянного человека. Он верил в истинность её поэзии и добился издания первого сборника её стихов».

Однажды жена Степана Щипачёва – Елена Викторовна Златова привела Ксюшу к себе домой. Увидела её на вокзале, та опоздала на последнюю электричку и уже устроилась на вокзальном жестком диванчике спать. Ксения стала жить в семье Щипачёвых и жила до тех пор, пока Степан Петрович не отхлопотал ей путёвку в Дом творчества, где на государственных хлебах можно было прожить два-три месяца. Потом Щипачёв добился выделения ей комнаты и московской прописки. Всё это уже состоялось у края жизни: у Ксении было слабое сердце.

А самое главное – в 1955 году вышла единственная книжечка стихов Ксении Некрасовой «Ночь на баштане». Подготовил её к печати и добился издания Степан Щипачёв, что в те времена было чрезвычайно трудно и хлопотно. Прижизненный единственный поэтический сборник Ксении Некрасовой экспонируется в нашем музее. Когда сборник увидел екатеринбургский литератор Лев Сонин, он сказал: «Это самый главный памятник Степану Щипачёву!» Я с ним согласна.

Я привезла из архива семь ксерокопий стихов Ксении Некрасовой. Они были написаны в альбоме для рисования почерком, каким пишут первоклассники. В одном стихотворении Ксения признаётся:

Когда я начинаю писать новые стихи, в первых вариантах у меня всегда возникают два стиха, одно реалистическое, другое необыкновенное. Долго я шарю свой путь и кое-как подбираюсь к дороге, но это бесконечно тяжело.

 Я искала и нашла в альбоме автограф посвящения Ксении Некрасовой Степану Щипачёву. Их там тоже два.

Вы прячете доброе сердце –
в застёгнутый наглухо
черный пиджак,
и вдруг –
при взгляде на стихи –
сияют снегом тонкие седины,
чуть розовеет лоб –
и всё лицо.
Так при огне
просвечивает алым –
мечтательное зимнее окно.

В другом варианте написано: «…и вдруг при взгляде на стихи чуть розовеет бледное лицо.» А далее: «Так при огне просвечивает алым мечтательное зимнее окно»… Это самое, пожалуй, удивительное посвящение Степану Щпачеву.

Газета «Уральский рабочий», 1 ноября 2001 г.