В 1987 году я единственный раз побывала в Михайловском. В тот год Валентина Николаевна Щипачёва пригласила меня и активистов кружка в Москву.
А от Москвы до Пушкинских мест рукой подать. Мне хотелось встретиться с Семёном Степановичем Гейченко, книга которого «У Лукоморья» была любимым чтением тех лет. Мечта его увидеть грела мою душу.
Было уже шесть часов вечера, когда я стояла у этого дома, где раньше, в пушкинские ещё времена, жил управляющий.
На дверном косяке, под звонком, на бумажке написано: «Это не музей. Музей дальше».
Крылечко в две ступеньки. На веранде через стекло вижу самовары. Читала, что Семён Степанович коллекционирует самовары. «В этом доме он живёт!»
Позвонила. Очень быстро дверь открыла женщина в ярком аляповатом кримпленовом платье. Такие женщины раньше работали в торговле. Я кого угодно представляла, но почему-то чаще всего виделась девка босая в сарафане. А тут кримплен, рыжеватые сожженные завивкой волосы.
Я: Здравствуйте!
Она: Девочки, вы к Семёну Степановичу за автографом?
Я: Мы подарок привезли.
Она: Семён Степанович! Тут девочки с подарком.
Из глубины дома: Ну, если с подарком, пусть заходят.
Заходим с Леной (девочка из кружка), волнуемся. Прямо в сенях чаепитие. Стол огромный, добрую половину сеней занимает.
Жена Семёна Степановича – Любовь Джалиловна, встаёт из-за стола, приглашает к чаю, несёт нам чашки.
Поразили её глаза, красоты особенной, я такие видела впервые (она по национальности лачка, это я потом уже прочитала). Выглядит очень молодо, хотя его ровесница.
Мы за столом.
Семён Степанович:
– Ну, откуда вы?
- Из Богдановича, с Урала.
– Хм, Богданович на Урале? Не слыхал.
Я достаю книгу «Евгений Онегин». В ту весну эту книгу выпустило Средне-Уральское книжное издательство. Миниатюрная, в 3 тыс. экземпляров, книга выходила без объявления. Она была подготовлена к 150-летию со дня гибели поэта, и иллюстрирована великолепными акварелями Валентина Васильева. Я была уверена, что никто эту книгу Семёну Степановичу ещё не привозил, и он о ней не знал.
Семён Степанович принял книгу и долго её рассматривал. Я увидела, что у него нет левой руки до локтя и миниатюрную книгу ему листать неудобно, он зажал её обрубком руки, а правой пролистал всю, рассматривая иллюстрации.
За столом никто за это время не произнёс ни слова.
Я смотрела на Семёна Степановича, разглядывала сидящую напротив меня какую-то очень интеллигентную даму, явно столичную и очень красивую. За другим концом стола сидел ленинградский поэт Михаил Дудин. Был навеселе, но тоже молчал.
Когда Семён Степанович досмотрел книгу, то сказал:
«Вот за такой подарок что вы хотите? Я всё сделаю!».
А у меня было одно желание, эту книгу ему в руки передать. Всё сбылось. А он снова: «Ну, что вы хотите?»
Ушёл в избу, принёс значки, пластинки, газеты, книги. Всё подписал. Мне даже такие стихи: «Тоня, Тоня, ты как роза. Но есть разница одна. Ты ведь роза из Урала, а дед Сеня отсюда. Гейченко».
И стал спрашивать, как мы там на Урале живём, где я работаю (я была школьным библиотекарем).
Сказала, что мы живём на родине поэта Степана Петровича Щипачёва и хотим сделать литературный музей.
Семён Степанович: «Знаете, а ведь это очень трудное дело - музей».
Я попросила одну книгу подписать так: «Литературному музею Богдановича», он выполнил мою просьбу: на книге дата - 16 июля 1987года. До создания Литературного музея поэта в Богдановиче было ещё семь лет…
А потом Семён Степанович покритиковал свою гостью, которая открывала нам двери. Когда она попеняла ему, что ей он никогда ничего не дарил.
- А я тебе и не буду дарить. Мне платье твоё не нравится.
Она стала выпрашивать хоть коробку от конфет, и Семён Степанович продал ей эту коробку за 20 рублей и внутри коробки расписался. У них какие-то свои, особые отношения были.
Потом Семён Степанович показал на Михаила Дудина: «Девочки, а вы знаете, кто это?»
Я говорю:
- Михаил Дудин
- Михаил Александрович, ты слышал про Богданович на Урале?
Дудин:
- Нет.
- А вот девочки из Богдановича тебя знают.
Михаил Александрович что-то хотел сказать, но язык его не слушался и он умолк. Я читала потом, что Гейченко с большим уважением относился к поэту, и Дудин почти все время жил в Михайловском.
Потом Семён Степанович церемонно так обратился к своей жене: Любовь Джалиловна, во сколько у нас ужин сегодня?
Жена ответила, что в 8 часов.
- Михаил Александрович, милости просим к нам на ужин в 8 часов.
Мы встали и попрощались. Собственно, чаепитие к нашему приходу уже завершалось. Ведь в Михайловском, как и при Александре Сергеевиче, садились чаёвничать в четыре часа пополудни. А мы ровно в шесть к ним зашли.
Выйдя от Семёна Степановича, мы направились в Тригорское.
Идём, летим, плывём, пьём волшебный воздух волшебного края. Нас перегоняет Семён Степанович в огромных галошах с бадагом: в неположенном месте кто-то зажёг костёр.
Cороть голубая, Савкина горка, крест каменный, часовня, городище Воронич, Тригорский парк. Дом на реставрации. Поразили деревянные треснувшие колонны, подпирающие бельведер. Сам дом тоже поразил меня: деревянный, похожий на большой барак, через пыльные окна разглядели в одной из комнат её убранство. Всё удивительно, таинственно. Из сторожки вышли то ли художники-реставраторы, то ли сторожа.
А мы пошли обратно в Святые горы. И опять то ли летели, то ли плыли: легко, радостно, вольно на душе было. Сорвали несколько травинок чабреца для чая.
В Богдановиче долго этот пучок хранили, пока не раскрошился.
Газета «Уральский рабочий», 6 июня 2006 г.
