Смотрели в окна мы, где липы
чернели в глубине двора.
Вздыхали: снова снег не выпал,
а ведь пора ему, пора.
И снег пошёл, пошёл под вечер.
Он, покидая высоту,
летел, куда подует ветер,
и колебался на лету.
Он был пластинчатый и
хрупкий и сам собою был смущён.
Его мы нежно брали в руки
и удивлялись: "Где же он?"
Он уверял нас: "Будет, знаю,
и настоящий снег у вас.
Вы не волнуйтесь - я растаю,
не беспокойтесь - я сейчас..."
Был новый снег через неделю.
Он не пошёл - он повалил.
Он забивал глаза метелью,
шумел, кружил что было сил.
В своей решимости упрямой
хотел добиться торжества,
чтоб все решили: он тот самый,
что не на день и не на два.
Но, сам себя таким считая,
не удержался он и сдал.
и если он в руках не таял,
то под ногами таять стал.
А мы с тревогою всё чаще
опять глядели в небосклон:
"Когда же будет настоящий?
Ведь всё же должен быть и он".
И как-то утром, вставши сонно,
ещё не зная ничего,
мы вдруг ступили удивлённо,
дверь отворивши, на него.
Лежал глубокий он и чистый
со всею мягкой простотой.
Он был застенчиво-пушистый
и был уверенно-густой.
Он лёг на землю и на крыши,
всех белизною поразив,
и был действительно он пышен,
и был действительно красив.
Он шёл и шёл в рассветной
гамме под гуд машин и храп
коней, и он не таял под ногами,
а становился лишь плотней.
Лежал он, свежий и блестящий,
и город был им ослеплён.
Он был тот самый. Настоящий.
Его мы ждали. Выпал он.
1953
