8 сентября – день рождения поэта Бориса Рыжего.
С 5 по 7 сентября 2025 года в Литературном квартале прошли Дни Бориса Рыжего. Музей "Литературная жизнь Урала ХХ века" организовал пешеходную экскурсию по центральным местам жизни и работы поэта под названием "Центр Бориса Рыжего". Несмотря на дождливую погоду, у редакции журнала "Урал" собрались почитатели "последнего советского поэта".
Автор экскурсии Александр Эльстон-Бирон провел по знаковым местам в жизни и творчестве культового поэта: Горный университет, Куйбышева,10, парк "Зеленая роща", последней остановкой был дом, где располагалась квартира родителей, где Борис ушёл из жизни. "Я всех любил. Без дураков" - было написано в предсмертной записке.
А родился он в 1974 году в Челябинске. Критики называли его голосом последнего советского поколения. К 26-ти годам он написал более тысячи стихотворений. Рыжего высоко ценили поэты Евгений Рейн и Евгений Евтушенко. Весной 1999 г. подборку стихов Бориса напечатали в журнале "Знамя". За неё поэту вручили премию "Антибукер". В том же году в Санкт-Петербурге вышел первый сборник стихотворений Бориса Рыжего, который вошёл в шорт-лист литературной премии "Северная Пальмира". В июне 1999 года он поехал в Роттердам на всемирный фестиваль поэзии, стихи поэта опубликовали в голландском журнале "Пассионата". Осенью того же года Рыжий стал членом Союза российских писателей.
📚Предлагаем вашему вниманию подборку стихотворений Бориса Рыжего.
***
Никого не виню,
что порой легче тело содрать, чем пальто.
Всё гниёт на корню.
Я не ведаю, что я и кто.
Я, как жгут, растянул окончания рук,
я тянулся к звезде.
Мне везде было плохо и больно. Везде.
От себя не уйти.
Что-то колет в груди.
И качаются тени.
На стене. И закат не похож на рассвет.
Я, войдя в этот мир, оказался в чужом сновиденье.
Пробуждения нет.
***
Во всём, во всём я, право, виноват,
пусть не испачкан братской кровью,
в любой беде чужой, стоящей над
моей безумною любовью,
во всём, во всём, вини меня, вини,
я соучастник, я свидетель,
за всё, за боль, за горе, прокляни
за ночь твою, за ложь столетий,
за всё, за всё, за веру, за огонь
руби налево и направо,
за жизнь, за смерть, но одного не тронь,
а впрочем, вероятно, право,
к чему они, за детские стихи,
за слёзы, страх, дыханье ада,
бери и жги, глаза мои сухи,
мне ничего, господь, не надо.
***
Над саквояжем в черной арке
всю ночь играл саксофонист.
Бродяга на скамейке в парке
спал, постелив газетный лист.
Я тоже стану музыкантом
и буду, если не умру,
в рубашке белой с черным бантом
играть ночами на ветру.
Чтоб, улыбаясь, спал пропойца
под небом, выпитым до дна, –
спи, ни о чем не беспокойся,
есть только музыка одна.
***
Приобретут всеевропейский лоск
слова трансазиатского поэта,
я позабуду сказочный Свердловск
и школьный двор в районе Вторчермета.
Но где бы мне ни выпало остыть,
в Париже знойном, Лондоне промозглом,
мой жалкий прах советую зарыть
на безымянном кладбище свердловском.
Не в плане не лишенной красоты,
но вычурной и артистичной позы,
а потому что там мои кенты,
их профили на мраморе и розы.
На купоросных голубых снегах,
закончившие ШРМ на тройки,
они запнулись с медью в черепах
как первые солдаты перестройки.
Пусть Вторчермет гудит своей трубой.
Пластполимер пускай свистит протяжно.
И женщина, что не была со мной,
альбом откроет и закурит важно.
Она откроет голубой альбом,
где лица наши будущим согреты,
где живы мы, в альбоме голубом,
земная шваль: бандиты и поэты.
***
Померкли очи голубые,
Погасли чёрные глаза —
Стареют школьницы былые,
Беседки, парки, небеса.
Исчезли фартучки, манжеты,
А с ними весь ажурный мир.
И той скамейки в парке нету,
Где было вырезано «Б.Р.».
Я сиживал на той скамейке,
Когда уроки пропускал.
Я для одной за три копейки
Любовь и солнце покупал.
Я говорил ей небылицы:
Умрём, и всё начнётся вновь.
И вновь на свете повторится
Скамейка, счастье и любовь.
Исчезло всё, что было мило,
Что только-только началось –
Любовь и солнце – мимо, мимо
Скамейки в парке пронеслось.
Осталась глупая досада –
И тихо злит меня опять
Не то, что говорить не надо,
А то, что нечего сказать.
Былая школьница, по плану –
У нас развод, да будет так.
Прости былому хулигану –
что там? – поэзию и мрак.
Я не настолько верю в слово,
Чтобы, как в юности, тогда,
Сказать, что всё начнётся снова.
Ведь не начнётся никогда.
***
В России расстаются навсегда.
В России друг от друга города
столь далеки,
что вздрагиваю я, шепнув «прощай».
Рукой своей касаюсь невзначай
ее руки.
Длиною в жизнь любая из дорог.
Скажите, что такое русский Бог?
«Конечно, я
приеду». Не приеду никогда.
В России расстаются навсегда.
«Душа моя, приеду».
Через сотни лет вернусь.
Какая малость, милость, что за грусть —
мы насовсем
прощаемся. «Дай капельку сотру».
Да, не приеду. Видимо, умру
скорее, чем.
В России расстаются навсегда.
Еще один подкинь кусочек льда
в холодный стих.
…И поезда уходят под откос,
…И самолёты, долетев до звёзд,
сгорают в них.
Чтение в детстве.
Окраина стройки советской,
фабричные красные трубы.
Играли в душе моей детской
Ерёменко медные трубы.
Ерёменко медные трубы
в душе моей детской звучали.
Навеки влюбленные, в клубе
мы с Ирою К. танцевали.
Мы с Ирою К. танцевали,
целуясь то в щеки, то в губы.
А душу мою разрывали
Ерёменко медные трубы.
И был я так молод, когда — то
надменно, то нежно, то грубо,
то жалобно, то виновато…
Ерёменко медные трубы!
